АСТ, Астрель, 2010
Кто как, а Владимир Сорокин въехал в 2010-е на дрожках, запряженных маленькими, размером с куропатку лошадьми. «Метель» играет с топосом «закружились бесы разны»: описывая, как в недалеком будущем доктор Гарин везет в деревню вакцину от загадочного боливийского вируса, автор кивает гениям прошлого — в первую очередь Пушкину (заложившему основу этого сюжета в отечественной классике), Толстому (опубликовавшему в 1895-м «Хозяина и работника») и Булгакову (развивавшему тему врача-подвижника в провинции в «Записках юного врача»), — но это, конечно, не только почтительный книксен. «Метель» — важная часть оригинальной сорокинской мультивселенной, которая была начата еще «Голубым салом»; текст про ползучую китаизацию «неведомых равнин»; еще один разбор-разлом традиционной сюжетной схемы русской литературы — хотя, может быть, не такой радикальный, как в рассказах или «Романе». Эта книга счастливо равноудалена, с одной стороны, от памфлетных «Дня опричника» и «Сахарного Кремля», а с другой — от «Теллурии» и «Манараги» с их привольной футурологией; Сорокин впервые в карьере попробовал вообразить себя благообразным писателем для старшеклассников, и до чего же этот образ оказался ему впору. Безоговорочный — ровня титанам — сорокинский статус был окончательно закреплен в конце десятилетия: сначала благодаря посвященной «Норме» статье Елены Макеенко (вечная память) на «Полке», потом — документальным «Сорокин трипом».
